Государство Израиль, являясь продуктом сионистского движения конца 19 века, даже после 66 лет своего существования позиционирует себя как «еврейское демократическое государство». Имманентная натянутость в определении, с одной стороны в смысле сионистского проекта, стремящегося к созданию еврейского государства на земле Израиля, с другой стороны государства, ориентирующегося на западную демократическую модель государственного устройства, присутствует уже в его основном документе. Так в Декларации независимости Израиля от 14.5.1948 года о задачах и принципах основанного еврейского государства говорится:
«[...] Государство Израиль будет открыто для еврейской репатриации и собирания рассеянных; оно приложит старания к развитию страны на благо всех её жителей; оно будет зиждиться на принципах свободы, справедливости и мира, в соответствии с предначертаниями еврейских пророков; осуществит полное гражданское и политическое равноправие всех своих граждан без различия религии, расы или пола; обеспечит свободу вероисповедания, совести, выбора языка, образования и культуры; будет охранять святые места всех религий и будет верно принципам Хартии ООН.»1
Эти строчки наглядно демонстрируют натянутость между поставленной в сионистском проекте целью «иудаизации» Эрец-Исраэль и претензией нового государства на демократические и либеральные ценности. Универсальные понятия, такие как «свобода, справедливость и мир», Декларация независимости Израиля хочет видеть совмещенными с еврейским национальным интересом демографического преобразования страны. Сионистский проект должен опираться на либеральные принципы и одновременно руководствоваться библейскими источниками - «Книгами пророков Израиля». Декларация независимости часто рассматривается как либерально-демократическая основа для совместного проживания еврейских и палестинских граждан. Но «Еврейское право»2 так и остается израильским столпом.
Уже с начала 80-х годов в израильских научных кругах ведется дискуссия о корректном обозначении государственного устройства страны. Называя государственное устройство Израиля либеральной демократией, традиционные исследования ссылаются на Декларацию независимости. Их авторов в целом можно разделить на три категории: некритически, умеренно и критически настроенные.
Некритически настроенные авторы особенно выделяют «демократический» элемент самосознании «еврейского и демократического государства» и называют государственное устройство либеральной3 или конституционной демократией4, но также и конкорданц-демократией.5
Умеренные авторы выделяют скорее «еврейско-этнический» аспект и понимают Израиль как «этническую демократию»6 или даже как «еврейскую демократию», точнее как «теодемократию»7. Все эти мнения основанны на том, что еврейская государственность в принципе является демократической. Это мнение разделяют также и некоторые критически настроенные исследователи, которые указывают на значительные дефициты этой демократии, хотя они рассматривают только ядро страны Израиль, то есть область в так называемых границах перемирия 1949-1967 годов.
Критические настроенные авторы настаивают на том, что область Палестины/Эрец-Исраэль относительна для вопросов политического государственного устройства, так как государство Израиль начиная с 1967 года практически постоянно демонстрирует на этой территории военно-политическое и социоэкономическое превосходство. Рассуждая, эти авторы приходят к выводу, что еврейское государство едва ли можно назвать демократией. С одной стороны, потому что страна декларирует политику «иудаизации страны» в качестве национального интереса. С другой стороны, такая политика постоянно ограничивает условия жизни неевреев; на оккупированных палестинских территориях говорят в этом случае о «населении без права гражданства». Это направление исследования использует в отношении Израиля такие термины как «смешанная форма демократии и военной оккупации»8, «этнократия»9, «герренфольк-демократия»10 или «апартеид»11.
Сионизм рассматривает в качестве граждан исключительно евреев.
Как же правильно обозначить государственное устройство Израиля? То, что сионизм как государственная доктрина повлиял на политическую систему Израиля, не подвергается сомнению. Вопрос - насколько. И что это значит для государственного устройства Израиля. По Теодору Герцель сионистский проект преследует своей целью создание «еврейского государства». Это государство должно быть отрыто для еврейского народа, который должен быть собран из диаспор и национализирован. Сионизм, таким образом, рассматривает в качестве граждан исключительно евреев. Выбор территории для осуществления этого проекта пал на Палестину: на древнееврейском - «Эрец-Исраэль».
Национальный интерес Израиля с самого начала до сегодняшнего дня ориентировался на это сионистское понимание вопроса, поэтому и говорят о сионистском Израиле12. Демографическая политика Израиля видит своей основной задачей «иудаизацию страны». Таким образом, присвоение земель, иммиграция, расселение и безопасность являются основными принципами израильской политики. Но, принимая во внимание фактически существующую бинациональную реальность в Палестине, политическая система Израиля остается струтурно-имманентно конфликтонесущей.
Даже спустя 66 лет с момента основания израильского государства и, несмотря на серьезный конфликт вокруг Палестины, вопрос о сионистском уклоне государства серьезно не рассматривается. Наоборот, в течение нескольких лет предпринимаются попытки фактически институционализировать существующие структуры, то есть закрепить их на конституционном уровне. Дебаты о роли еврейского народа в государстве Израиль все время возобновляются.13
Какую дозу демократии может вынести сионистский Израиль? Ответ на этот вопрос зависит от компромиссов, на которые он готов пойти. Можно начать с государственного определения «еврейское государство» или с вопроса его граждан, то есть «по всему миру рассеянному еврейскому народу стремящемуся объединиться как нация». Или, может быть, Израиль был бы готов признать принадлежность территорий палестинцам и, тем самым, отказаться от «мифа Эрец-Исраэль как страны еврейского народа»?
Поскольку политический Израиль не готов ни к одному из этих компромиссов, сионистское наследство остается определяющим как для политической системы так и для культуры. Таким образом, исторически сложилась «военно-гражданская демократия» или «демократия с оружием». Ведь борьба за территорию тесно связана с конфликтом в регионе Ближнего Востока. Одновременно с этим происходила исторически обусловленная гражданская милитаризация общества. Из-за продолжительного состояния войны со временем установился принцип веры в то, что безопасность является гарантией существования еврейского национального государства. Этот принцип веры обозначается также как миф безопасности.14
Миф безопасности в израильской политической системе базируется на выросшем представлении о неразрешимости враждебных отношений между евреями и неевреями в соответствии с еврейской историей страдания и преследования. Для современного Израиля это означает необходимость поддержания постоянной готовности военной власти, а также её применения.
Конфликт на Ближнем Востоке и перманентная военная ситуация с 1948 года существенно повлияли на государственное устройство Израиля, которое вынуждено переносить постоянные войны. Израильская армия становится военной властью региона. Особое положение военных и аппарата безопасности уже давно этаблированы в эту систему. Израильская военно-гражданская демократия означает, что израильское общество передало государству и его исполнительному аппарату весь комплекс политики безопасности. При этом они являются исключительным гарантом безопастности.
Как следствие, возникает парадокс слабого общества и сильного государства. Военно-гражданская демократия Израиля – результат деполитизации безопасности и, в конце концов, деполитизации конфликта. В результате целью является не политическое решение вопроса, а военный контроль. Для политического Израиля конфликт с Палестиной остается вынужденной ценой для непосредственно понимаемого еврейского национального государства на земле Израиль. Поэтому нужно исходить из того, что сионистский Израиль будет демонстрировать все меньше и меньше демократии в ее традиционном понимании – и когда-нибудь просто не сможет себе этого больше позволить.
[1] Ср. URL: http://www.hagalil.com/israel/independence/azmauth.htm
[2] Термин "еврейский код" включает в себя самоопределение, политический строй и, вместе с тем, религию и национальность. Он также подразумевает представление о еврейском народе как о субъекте государства. Термин был предложен израильским социологом Барухом Киммерлингом в начале 90-х годов.
[3] Neurberger, Benyamin (1998): Democracy in Israel: Origins and Development,Tel Aviv, (hebr.).
[4] Eisenstadt, Shmuel N. (1985): The Transformation of Israeli Society, London.
[5] Horowitz, Dan & Lissak, Moshe (1990): Trouble in Utopia: The Overburdened Polity of Israel, New York.
[6] Smooha, Sammy (1996): »Ethnische Demokratie: Israel als Proto-Typ«, in: Zionismus: Eine zeitgenössische Debatte, hg. v. Pinchas Genosar & Avi Bareli, Israel, (hebr.), S. 277-311.
[7] Kimmerling, Baruch (1994): »Religion, Nationalismus und Demokratie in Israel«, Zmanim 50-51, Historische Zeitschrift der Tel Aviver Universität, S. 116-131, (hebr.).
[8] Azoulay, Ariella & Ophir, Adi (2008): This Regime which is not One: Occupation and Democracy Between the Sea and the River (1967 – ), Israel, (hebr.).
[9] Yiftachel, Oren (1999): »›Ethnocracy‹: The Politics of Judaizing Israel/Palestine«, Constellations 6/3, S. 364-390.
[10] Benvenisti, Meron (1987): 1987 Report: Demographic, Economic, Legal, Social and Political Development in the West Bank, Jerusalem.
[11] Davis, Uri (2003): Apartheid Israel, Possibilities for the struggle within, London/New York.
[12] Amar-Dahl, Tamar (2012): Das zionistische Israel. Jüdischer Nationalismus und die Geschichte des Nahostkonflikts, Paderborn.
[13] Vgl. Haaretz-Leitartikel vom 30. Mai 2013: „Grundgesetz: Apartheid“; Harel, Israel: „Wer hat Angst vor dem Grundgesetz: Jüdischer Nationalstaat?“ Haaretz, 30. Mai 2013.
[14] Amar-Dahl, Tamar (2012): Das zionistische Israel. Jüdischer Nationalismus und die Geschichte des Nahostkonflikts, Paderborn. S. 224-231.
